Битва под Дубно

Сведений об этом сражении в школьных учебниках истории нет, хотя само сражение было. Оно не просто было, оно началось в четвертый день войны, 25 июня 1941 года и вошло в историю, как крупнейшее танковое сражение всех времен. Почему же о нем ничего нет в учебниках? Причин две. Первая – результат сражения, о нем чуть ниже, но и так понятно, какая сторона вышла победителем.

Вторая причина… вот о ней, пожалуй, стоит рассказать подробнее. Если взять любой учебник истории, начиная со сталинских времен и до сегодняшнего дня, то весь рассказ про 1941 год сводится к нескольким основным тезисам. 22 июня – напали, выступил Молотов, без объявления войны, вероломно и так далее. Следующий тезис – священная оборонительная война, все, как один на борьбу с превосходящим врагом. Как следствие – планы молниеносной войны были сорваны. Ну и потом, конечно, главный тезис – перелом в битве под Москвой, все, враг остановлен, ура. Про собственно военные действия в 1941 году в учебниках мало чего сказано, а уж про битву в районе Дубно-Луцк-Броды и вообще ничего нет. Так вот, одной из главных аксиом, которые вбивали в головы советским, а теперь и российским школьникам, был и остается постулат о том, что Красная Армия с начала войны и до самого московского перелома вела тяжелые оборонительные бои. Давайте же посмотрим, так ли это было на самом деле.

Ни одна армия мира не может воевать без командования, задачей которого является, в первую очередь, грамотное руководство войсками. В частности, командование может ставить задачи войскам на переход к обороне, к наступлению, к контрнаступлению, причем, командиры не должны забывать о том, что действия вверенных им войск подчиняются единому плану, составленному вышестоящими командирами. А их действия – планам еще более вышестоящих, и так далее. Естественно, в задачи командования входит и обеспечение войск соответствующими ресурсами – оружием, боеприпасами, топливом, продовольствием, медикаментами, в общем, много чем. В течение почти всей войны функции самого верхнего уровня командования Красной Армии выполняла Ставка Главного командования. В ходе войны состав Ставки менялся, менялось и название (сначала – Ставка Главного командования, потом – Ставка Верховного командования, затем – Ставка Верховного главнокомадования), но сама Ставка оставалась. Создана она была 23 июня 1941 года, просуществовала до октября 1945 года, и все приказы фронтам и армиям отдавались от имени Ставки.

Но 22 июня Ставки еще не было, а войсками уже надо было как-то управлять, так что первые приказы поступали в войска от имени Народного комитета обороны. Нас интересует, какие распоряжения получили армии Юго-Западного фронта, действовавшего тогда на Украине, ведь именно в этом районе и состоялось сражение под Дубно. Так вот, первый приказ, который получили армии Юго-Западного фронта, был включен в Директиву №3 ([3.36]) от 22 июня 1941 года и звучал следующим образом.

Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления.

Ничего странным не кажется? Посмотрите на карту. Прорыв, упомянутый в Директиве – линия от Владимира-Волынского до Крыстынополя, который сейчас носит имя Шептицкий. Люблин находится на территории современной Польши, а тогда это была германская территория. Краков – тем более, еще дальше в глубине Польши, которая была оккупирована Германией, надо карту чуть пролистать. Армиям Юго-Западного фронта предписывалось не обороняться, а наступать. Вот и весь секрет. Первым же приказом Юго-Западному фронту предписывалось вести наступательные действия!

Кстати, до Директивы №3 была еще Директива №2 ([3.24]). В ней нет никакой конкретики, но войскам тогда еще Киевского особого военного округа (КОВО), который через несколько часов стал Юго-Западным фронтом, приказывалось следующее.

Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.
Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.
Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск.
Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100-150 км.

В общем, верховное командование требовало от войск ведения наступательных действий.

Здесь я хочу немного отвлечься и рассказать вот о чем. В отличие от учебников истории, в научной исторической литературе сражение под Дубно и Бродами описано достаточно полно, и одна из официальных оценок результата этого сражения состоит в том, что оно стало ключевой точкой при срыве практически всего плана германского блицкрига.

С учетом того, что план блицкрига у Германии был весьма дурацкий и неосуществимый в принципе, мне крайне не нравятся разные возгласы на тему “Да это же они ценой… остановили германскую военную машину”. Они-то остановили, но почему ж именно такой ценой?

О цене, то есть, о результате сражения, которое длилось пять или шесть дней (историки расходятся во мнении, что считать началом, а что – окончанием), надо поговорить особо. С советской стороны в битве участвовало 3700 танков, с немецкой – чуть более 700.

Казалось бы, каким может быть результат сражения? Это же очевидно. Увы, нет. Безграмотное командование, необеспеченные ничем атаки, отсутствие координации действий различных частей… Безвозвратно потеряно 2648 танков. Две тысячи шестьсот сорок восемь! Это были не худшие танки, не хуже, чем у немцев, во всяком случае, но их потери составили… 85 танков. Восемьдесят пять.

Есть масса свидетельств, да и в исторической литературе эти факты описаны, что наши танкисты шли в атаку, но очень быстро осознавали, что горючее на исходе, связь не работает, боеприпасы закончились, а никакого снабжения или подмоги и близко нет. Они были вынуждены или бросать свои танки, или взрывать их. Сами! Значительная часть танков была уничтожена не немцами, а нашими же танкистами – чтоб врагу не достались.

Так кому мы должны предъявить счет за то, что две с половиной тысячи танков были попросту угроблены или брошены, а враг не понес существенного урона? Командованию, разумеется. И чтобы не быть голословным, позволю себе привести пример того, как организовывались боевые действия Юго-Западного фронта.

Про Директиву №3 я уже упомянул. Она предполагала, что войска фронта к 26 июня займут польский город Люблин, попутно разгромив группировку противника, прорвавшуюся на территорию СССР. Было ли что-то еще? В общем, нет, так что командованию Юго-Западного фронта пришлось действовать по обстановке. Командовал фронтом тогда генерал-полковник М.П. Кирпонос, начальником штаба был генерал-лейтенант М.А. Пуркаев.

Можно провести детальный разбор приказов, которые отдавались войскам от имени командования фронта, но лучше просто обратиться к мемуарам одного из участников тех событий – бригадного комиссара, впоследствии – генерал-лейтенанта танковых войск Николая Попеля. Эти воспоминания, несмотря на довольно значительный объем критики в их адрес, дают хорошее представление о том, как именно осуществлялось командование операцией. А найти упоминаемые Попелем приказы и проверить, не привирает ли генерал, труда не составляет. Поэтому поехали, открываем мемуары военачальника ([2.34], с. 130).

Рябышев, едва кивнув мне, достал из нагрудного кармана сложенную вдвое бумажку.
– Ознакомься.
На листке несколько строк, выведенных каллиграфическим писарским почерком. Кругленькие, с равномерными утолщениями буковки, притулившись одна к другой, склонились вправо.
“37-й стрелковый корпус обороняется на фронте Нов. Нечаев – Подкамень – Золочев. 8-му механизированному корпусу отойти за линию 37 ск и усилить его боевой порядок своими огневыми средствами. Выход начать немедленно”.
Внизу подпись: “Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник”… в скобках печатными буквами: “Кирпонос”. А над скобками – размашистая, снизу вверх закорючка.
– Перед Мишаниным заскочил на наш КП, – нехотя объяснял Рябышев. – С тобой как-то разминулись. Тут меня перехватил генерал-майор Панюхов, из штаба фронта, и вручил приказ… Было это в два тридцать.
– Ты встречался прежде с генералом Панюховым?
– Нет. Но фамилию знаю. Документы проверил. Подпись Кирпоноса. Точно. Приказ не липовый. Не надейся. И зло добавил:
– Может, “порассуждаем”?
– О чем рассуждать? Герасимов и Васильев не получили приказа…
Рябышев задохнулся. Как?.. Ведь посланы были офицеры связи
– Герасимов и Васильев стоят на старых местах, а Мишанин…
– Я доложил о Мишанине, о гибели Попова. Сказал, что остановил полк Волкова.
Дмитрий Иванович сел, опустил ноги в кювет, зажал голову руками.
Подошел Цинченко, но не решился тревожить комкора. Да и что он мог сказать! Нет связи ни с одной из дивизий. Не столь свежая новость, чтобы затевать разговор.
С юга приближалась какая-то легковая машина. Остановилась неподалеку. Из нее вылез знакомый полковник из штаба фронта. Небритый, с красными от бессонных ночей глазами, он сухо с нами поздоровался и вручил Рябышеву конверт.
Дмитрий Иванович сорвал сургучную печать, и мы увидели те же кругленькие, утомленно склонившиеся вправо буквы и ту же подпись – закорючку. Только текст совсем другой. Корпусу с утра наступать из района Броды в направлении Верба-Дубно и к вечеру овладеть Дубно.
Рябышев оторопело посмотрел на полковника:
– А предыдущий приказ?
Полковник не склонен был вступать в обсуждение.
– Выполняется, как вам известно, последний.

Немного о действующих лицах драмы. С Кирпоносом и Попелем мы уже разобрались, генерал-лейтенант Д.И. Рябышев в тот момент командовал 8-м механизированным корпусом в составе 26 армии Юго-Западного фронта. Генерал-майор Т.А. Мишанин – командир 12-й танковой дивизии того же 8-го мехкорпуса. Полковник А.В. Герасимов – командир 7-й механизированной дивизии 8-го мехкорпуса. Полковник И.В. Васильев – командир 34-й танковой дивизии мехкорпуса Рябышева.

Теперь трагизм истории становится яснее, правда? Там еще много деталей того кто, кому и чего говорил и как понимал, но суть уже ясна. Командир корпуса получил приказ из штаба фронта о передислокации. Корпус, да еще и механизированный – очень большое соединение, которому требуется время не только на то, чтобы переместиться с места на место, но и банально на то, чтобы приказ от командира дошел до каждого солдата через весьма длинную цепочку – комкор, комдив, комполка, комбат, далее командиры рот, взводов и отделений. И приказы эти часто письменные – комкор Рябышев получил его от Кирпоноса именно в конверте и отправил далее по иерархии командирам своих дивизий через посыльных офицеров.

А через некоторе время с ужасом узнал, что приказы доставлены не были. Но не всем – генерал Мишанин, например, приказ получил. Далее начальник штаба дивизии полковник Попов передал его по радио в части, и дивизия Мишанина начала отход. В книге Попеля этот эпизод описан красочно – дивизия отступает согласно приказа, а ее соседи не понимают, в чем дело, и считают, что Мишанин просто бежит. Соответственно, со всех сторон обрушивается лавина слухов о том, что генералы сдались в плен, солдаты разбежались и так далее.

А дивизии Васильева и Герасимова все еще на своих местах, и вот из штаба фронта прибывает новый приказ, совершенно противоположного содержания – наступать! У комкора нет связи с командирами дивизий, они и про старый-то приказ ничего не знают, а тут уже новая вводная. Рябышев дальше даже слегка мрачно пошутил – хорошо, мол, что прежний приказ до Васильева с Герасимовым не дошел.

А еще генерала Мишанина при отступлении дивизии сильно контузило, начальник его штаба Попов погиб – как командиру корпуса управлять подчиненными подразделениями в такой ситуации? Получается, что никак, но фронт требует – наступать!

А может Попель все выдумал? Он же комиссар, чего с него взять – им врать было положено по должности. К тому же, как я упоминал выше, воспоминания Попеля подвергались серьезной критике даже в советские годы, и именно потому, что он в них приукрашивал и преувеличивал свою роль в военных успехах корпусов и армий. Ну и, кстати, его мемуары написаны совсем не с генеральских позиций, а именно с комиссарских.

Увы-увы… естественно, есть документальные подтверждения того, что Попель описывал реальную картину. Например, совершенно секретный документ под названием “ОПИСАНИЕ КОМАНДИРОМ 8-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ КОРПУСА С 22 ПО 29 ИЮНЯ 1941 Г.”

Этот документ сейчас рассекречен и опубликован ([3.37], с.64). В нем повторяются события, описанные Попелем, а кроме того, и это, наверное, главное, есть хронология. Первый приказ Рябышев получил в 2 часа 30 минут. Далее, как он пишет сам,

На основании этого приказа командир корпуса отдал следующий боевой приказ: «34-й танковой дивизии выйти из боя и, двигаясь по маршруту Червоноармейск, м. Почаюв Новы, сосредоточиться в районе юго-восточнее м. Почаюв Новы.
12-й танковой и 7-й мотострелковой дивизиям, двигаясь по маршруту Броды, Подкамень, сосредоточиться южнее и юго-восточнее Подкамень.
Этот приказ был направлен командирам дивизий делегатами, а командиру 12-й танковой дивизии был вручен лично командиром корпуса в районе Броды.

Напомню, 34-я дивизия – это Васильев, 12-я – Мишанин, 7-я – Герасимов. Из них только Мишанин приказ получил просто потому, что Рябышев передал ему его лично. К остальным были отправлены офицеры связи, но добраться не смогли.

А дальше… а дальше в 6 часов поступает второй приказ, отменяющий первый. Три с половиной часа прошло. Как указано в том же документе, на момент получения второго приказа колонна 12-й танковой дивизии была растянута на 20-25 километров. А кого это волнует – фронт требует наступать!

Делегатом штаба корпуса половина колонны боевых машин 12-й танковой дивизии немедленно повернута кругом и в составе 25 тяжелых и средних машин в качестве передового отряда была в 10.00 27.6.41 г. отправлена в направлении Козин, м.Верба, Дубно с задачей захватить Дубно и прикрыть с юго-востока выдвижение корпуса в этом направлении. Остальная группа машин 12-й танковой дивизии к этому времени вышла в район Подкамень и, не имея горючего, начала приводить себя в порядок.

Вот так вот – катались с места на место, жгли горючее, периодически попадали под обстрелы, теряли технику и людей, но организовать наступление или уж, на худой конец, оборону, так толком и не смогли. Документ заканчивается разделом “Выводы”, в котором Рябышев, помимо прочего, отмечает:

В период с 22 по 26.6.41 г. корпус совершал напряженные «сверхфорсированные» марши без соблюдения элементарных уставных требований обслуживания материальной части и отдыха личного состава и был подведен к полю боя, имея до 500 км пробега боевой материальной части.
Из-за этого 40-50% боевых машин было выведено из строя по техническим причинам… Оставшаяся материальная часть вследствие таких скоростных маршей для боя оказалась неподготовленной в техническом отношении. Несоблюдение элементарных уставных норм в организации проведения маршей явилось главной причиной потери боеспособности боевой материальной части.

Иными словами, танков-то было полно, но их бестолковое использование привело к тому, что ресурс танков к моменту вступления в бой уже был на исходе. 500 километров пробега даже для современного танка – немало, например, танк Т-90 отправляется на техобслуживание после 2500 километров пробега, и это в относительно мирное время. А если танк регулярно обстреливать из пушки, то от его ресурса быстро не останется ничего. Словом, результат предсказуем.

А еще… Да, была еще одна причина поражения. Про нее я так много писать не буду, поскольку она довольно очевидна и признана всеми.

Активное воздействие авиации противника на войска как на фронте, так и в тылу и пренебрежительное отношение к мерам противовоздушной обороны и маскировке (в начале действий) очень часто приводило к большим напрасным потерям, к расстройству боевых порядков и к деморализации войск.
Отсутствие взаимодействия корпуса с авиацией, работающей на данных направлениях, лишало корпус прикрытия с воздуха и не позволяло уточнять положение и характер действий противника в наиболее ответственные моменты на главных направлениях.

Да, все эти метания танковых дивизий туда-сюда происходили не в чистом поле и при ясном небе, а при преобладающей в небе авиации противника и отсутствии взаимодействия с собственной авиацией.

Так чего ж, собственно, хотеть? Вопрос только в том, кто же должен был наладить взаимодействие, но у нас в военной истории виноватых уже давно не ищут. Считается, что их, вроде, и не было – победили ведь! А какой ценой – никого не волнует.