29.12.2010

Я зашел в роддом через служебный вход, следуя инструкциям тещи, и, конечно, немного ошалел. За дверью находился какой-то предбанник, где явно сто лет не делали ремонт. Весной и осенью там, очевидно, стояла сырость и грязь – так что я даже порадовался, что на дворе зима. Прошел чуть дальше, и по правую руку от себя обнаружил туалет. Обычный такой, советский туалет с обычным советским фаянсовым унитазом и деревянной дверью, которая, в традициях всех советских туалетов, была распахнута настежь.

Я с детства привык видеть такие сортиры, так что и внимания сначала особого не обратил, но потом мне стало немного странно. Пардон, но это же роддом… или нет? Я такие туалеты видел многократно, например, в школах. В университете был такой же. На вокзалах иногда такие тоже попадались, но это все места, где стерильной чистоты не требуется – моют иногда и ладно. Появилась мысль: "Это, что – вокзал? Похоже на то…"

Позитивное настроение немного поубавилось, уверенность в том, что мы поступили правильно, приехав сюда, тоже слегка пошатнулась, но я пришел сюда не для того, чтобы туалеты разглядывать – мне бы жену найти. Ага… а вот и она! Сидит в коридоре на подоконнике.

У меня, наверное, немного глаза полезли на лоб, но справился… Привет-привет, как дела, что говорят, какие ощущения, где ты лежишь, почему тут… в общем, нормальный стандартный перечень вопросов. Предродовая палата была тут же – напротив туалета.

Если тебе мать еще не говорила, то, наверное, еще скажет в свое время, что у многих женщин на поздних сроках беременности бывает одна и та же проблема. Увеличившийся плод занимает слишком много места и начинает давить на остальные внутренние органы. Все бы ничего, но он давит и на мочевой пузырь, причем, иногда весьма сильно и неожиданно – пинается, знаешь ли. Значит туалет должен быть рядом, чтоб успеть добежать в особо неожиданном случае. Так вот он и рядом – туалет вокзального типа, а чего вы хотите? В Снежинске время давно остановилось на уровне 80-х годов прошлого века, так что в 2010 году там был еще, максимум, 1985. А в СССР практически все туалеты были такими, если не хуже.

Сюрприз, однако, но ладно. Спрашиваю жену: "А чего ты тут сидишь?" Отвечает, что лежать неудобно, да и вообще в одном положении долго находиться тяжело. Ладно, это понятно, хотя можно было поставить в коридоре хотя бы скамейку, что ли. Идем в предродовую. Особых изысков нет – две кровати (если не путаю), шкафы с лекарствами, стойка для капельницы. Сестра-санитарка явно пенсионного возраста тут же мечется.

Поздоровались, поулыбались, с наступающим Новым годом друг друга поздравили. Твоя будущая мать легла на кровать, ей тут же поставили какую-то капельницу. Спросил санитарку о том, какие предполагаются дальше действия, но ее ответ был, конечно, предсказуемым – спрашивайте врача, он скоро придет.

Врач не торопился, точнее – не торопилась. Появилась она минут через сорок, провела осмотр, сказала, что надо ждать. Время от времени начинались схватки, мне на этот случай было велено быть рядом, успокаивать, делать массаж и дышать вместе с роженицей. Как мог – старался.

В роддом я пришел в начале десятого, время близилось к часу дня, врач приходила еще пару раз, однако же ситуация никак не менялась. Ты упорно не хотела появляться на свет. В очередной свой приход врач посмотрела, покачала головой и сказала: "Еще раз попробуем, но похоже, что родовая деятельность слабеет. Если снова не получится, то тогда…", и она неопределенно пожала плечами. "Простите, что тогда…", – спросил я. "Тогда кесарево, понятно же, – чего ж еще-то", – посмотрев на меня, как на идиота, соизволила пояснить врач и покинула комнату.

Наводить порядок в голове у врача по поводу ее воспитания я в тот момент не имел ни времени, ни желания – уже было очевидно, что такой уровень сервиса здесь со времен постройки города, и никто ради какой-то заезжей свердловчанки, пусть даже она и дочь какой-то неизвестной никому педиаторши из соседней поликлиники, из кожи вон лезть не будет.

Подождали еще полчаса – было несколько схваток, но ситуация не изменилась. Санитарка сбегала за врачом, та пришла, оценила обстановку и приняла решение о том, что необходима операция. Ну, слава богу, а то время-то уже полвторого. Стали ждать дальнейших событий, но они совсем не торопились происходить – время шло, но за пациенткой никто не приходил. Спросил санитарку, чего, собственно, ждем. "А, - говорит, - операционную бригаду собрать не могут, врачей где-то нету". Ну, понятно – Новый год же на носу, все кто где: кто подарки закупает, кто коллег поздравляет…

Бригада, чтоб ты понимала, это обычно четыре врача: акушер-гинеколог – самый главный в бригаде, хирург – собственно для проведения операции, анестезиолог – отвечает за наркоз, и неонатолог – первый в жизни человека педиатр. Плюс к этому медсестра-акушерка, и еще неплохо иметь операционную сестру – для помощи хирургу. В нашем случае хирург и акушер-гинеколог были совмещены в одном лице – это была та самая тетка, которая приходила осматривать пациентку. Акушеркой и операционной сестрой назначили бабушку, которая до этого ставила капельницы. А вот с двумя другими врачами были проблемы – они отсутствовали, приходилось их ждать.

Ждали минут сорок. На мой прямой вопрос "Какого черта?" никто даже не попытался ответить, было понятно, что ситуация довольно типичная и упреки в медлительности от какого-то (опять же заезжего) свердловчанина слушать никто не собирается, а уж отвечать на них – тем более.

Часа в два, наконец, бригада собралась, и Татьяну Викторовну торжественно повезли в операционную. Мне туда, естественно, вход был воспрещен – я примостился на табуретке в коридоре и стал ждать. Ждал я, понимая, конечно, что дело движется к концу, только одного звука – детского плача из-за двери операционной, и вот, в 14:31 это, наконец, случилось! Ты родилась.

Что происходило в первые минуты твоей жизни в операционной я не знаю, меня туда пригласили минут через десять-пятнадцать, да и то не в саму операционную – чего мне там делать, а в смежную с ней комнату, где уже находился неонатолог с небольшим кулечком из простыни на руках. Из кулечка торчала малюсенькая сморщенная мордаха какого-то странного фиолетового цвета.

"Поздравляю, - сказал доктор, - у вас девочка. Наденьте маску, пожалуйста, и можете посмотреть на дочку – нам надо провести несколько процедур, прежде чем ее унесут к другим новорожденным". Тебя оценивали по стандартной шкале Апгар, балл получился довольно высокий, врачи были удовлетворены и спокойны, только немного посетовали, что у тебя началась гипоксия – поэтому, собственно, и цвет лица был не совсем правильный, надо было раньше к операции приступать. Золотые слова! Интересно, а почему ж не приступали?..

Ничего, это была уже мелочь, в остальном же все было хорошо, оставалось понять, а как там себя чувствует новоиспеченная мама. Она по-прежнему была в операционной, но операция давно закончилась, жену худо-бедно привели в порядок и сказали мне: "Забирайте".

- Пардон, куда забирать, - не понял я.

- Ну, как куда, - удивились врачи, - в палату, вестимо.

- А-а, - дошло до меня, - а где палата?

- Так на втором этаже палата, вас сейчас туда медсестра проводит.

- Ой, отлично, - говорю, - но ведь роженица, которой 10 минут назад разрезали и зашили живот, наверное, сама-то по лестнице подняться не сможет.

- Само собой не сможет, - ответили добрые врачи.

- Так как же тогда она туда попадет? – продолжал не понимать я.

- Вот, смотри, - сказали врачи, – жена твоя сейчас лежит на столе, а под ней находятся носилки – видишь, ручки торчат. Берешь носилки и несешь, чего непонятного-то?

- Дык, эта…, - промямлил я, - все, вроде, складно, но я-то тут один. Не осилю я подъем носилок весом полсотни килограмм, держа их только с одной стороны. Ежу же понятно.

- У-у-у, как все запущено, – ответили врачи, - ну, тогда мы не знаем. Но, вообще, вы бы уже поторопились операционную-то освободить, а то нам по домам пора – коньяк сам себя не выпьет.

- Так помогите мне, - говорю, - вы ж, вроде, не калеки. Давайте я с одной стороны возьму, а вы с другой. Можете и вдвоем взять.

- Это с чего бы вдруг, - удивились врачи, - наше дело сделано, роды приняли, ребенка взвесили, маму заштопали. Мы же не грузчики, мы – доктора. Негоже нам пациентов таскать.

Сервис, твою душу! Восьмизвездочный снежинский ВИП-сервис! Два здоровых мужика – неонатолог с анестезиологом явно не планировали как-то помогать. Тетка-хирург (по совместительству, как выяснилось позже, еще и заведующая всей этой шарашкой) тоже смотрела на ситуацию совершенно отрешенно. На вопрос – нет ли в штате роддома кого-то, кто бы помог, сказали, что, разумеется, нет – решай проблему сам и поскорее.

Ну и что прикажешь делать? Жена лежала на столе в полном сознании, под местной анестезией и чувствовала себя вполне нормально, но один я ее унести не мог. Идти сама она, конечно, тоже не могла. В Снежинске у меня – ни одного знакомого, кроме… кроме… ох ты ж… нет, есть, пожалуй, один.

Что ж, теща, просим на сцену! До сей поры никаких твоих заслуг по части организации процесса я не заметил – разве что с утра сопроводила дочу в роддом. Но ты же говорила, что все будет в лучшем виде, что доченьку оближут и обслужат. Что-то не похоже ни разу! За слова надо отвечать, а за вранье – тем более.

Позвонили теще – она была на работе, обрисовали ситуацию. Сказали – чего хочешь делай… Минут через 20 в операционной нарисовалась баба Надя в компании с молодым человеком, оказавшимся то ли санитаром, то ли медбратом из детской больницы. Он выглядел слегка ошалевшим, что его подрядили на такую работу, но отказываться не стал.

Вместе с ним мы взяли с двух сторон носилки и понесли их на второй этаж в палату, сопровождаемые ухмылками врачебной бригады.

Основное действо на этом закончилось. Оставалось разместить новоиспеченную маму в палате (четырехместная палата на нее одну), выяснить график кормлений и визитов, понять дальнейшие перспективы, оповестить всех родственников, сбегать в магазин или домой за теми вещами, которые забыли или не предусмотрели и можно было отправляться отдыхать. Все набегались, к тому же с раннего утра ничего не ели, а время было уже ближе к четырем часам.

Впрочем, оставалась еще одна дипломатическая задача. С подачи бабы Нади мне пришлось обойти врачей роддома, которые еще не разбежались по домам, и поздравить их всех с Новым годом, поблагодарить и подарить подарки – она утверждала, что так положено. После происшествия с носилками мне, конечно, совсем не хотелось кого-то поздравлять и благодарить, но я решил отношения не портить и пошел искать докторов.

Подарки собирала баба Надя – у меня на это, очевидно, не было времени – так что я толком и не знал, что там в этих мешках. По виду было понятно, что там лежат фрукты, конфеты, какой-то алкоголь, а еще каждому медработнику полагалась денежка. Немного – по тысяче, по две… Врачи поздравления и подарки приняли, никто ни от чего не отказывался. Бабушка-санитарка, обнаружив в пакете конвертик с деньгами, вернула деньги обратно, сказав, что никогда денег от пациентов не брала и не собирается. Что ж, хозяин – барин.

Все. Тревоги на сей момент закончились – и жена, и новорожденная дочка были в если и не очень надежных, то весьма цепких руках врачей. Мне оставалось только попрощаться со всеми и удалиться, согласовав время следующего визита. На выходе из роддома я встретил анестезиолога, который вышел перекурить. Дядька был немолодой и явно в этой жизни разбирался хорошо.

Похоже, что они с коллегами уже начали потихоньку отмечать Новый год, поскольку он как-то так весьма по-дружески заговорил со мной и начал расспрашивать, кто я по образованию, по профессии, чем занимаюсь и так далее. Поговорив в таком духе пару минут, он вдруг огорошил меня совершенно неожиданным вопросом: "Скажите, Сергей, вот у вас есть высшее образование, причем, университетское. Вы живете в областном центре – в Екатеринбурге, где находится один из крупнейших в России перинатальных центров, где есть новейшее оборудование и классные врачи. За каким же дьяволом вы с женой поперлись рожать сюда – в эту богом забытую дыру, которая находится в другой области, да еще и за колючей проволокой? Объясните, Сергей, какая блажь вам ударила в голову, что вы – математик по образованию, вопреки всякой логике приехали в Снежинск, где даже санитаров, готовых помочь с носилками, и то нет?"

Мы с ним в этот момент находились как раз в том предбаннике, которые произвел на меня удручающее впечатление утром. На улице уже было темно, в роддоме света тоже было мало. Слова доктора и окружающая атмосфера очень подходили друг к другу.

"Вы видели, - продолжал доктор, - сегодня все прошло более-менее нормально, но и то далеко от идеала. Первые роды в 33 года – всякое может быть. Скажите, что бы вы стали делать, если б возникли какие-то осложнения? Вы вообще думали о том, что подобное возможно? Отсюда ведь ехать некуда – до Челябинска сто с лишним километров, да еще через проходную как-то надо пройти. Случись что, и привет".

Что я мог ответить… Каждое слово доктора было несло в себе очень простую и очень неприятную правду. Да, приехать в Снежинск "на роды" было неимоверной глупостью – тут он был прав. Я попытался возразить только одним – теща обещала помощь, она тоже врач, тем более, педиатр…

Доктор в ответ грустно усмехнулся, сказал: "Ну и чем она вам сегодня помогла?", пожелал мне всего хорошего и удалился. Доктор этот, ни имени, ни фамилии которого я не запомнил, конечно, прекрасно знал уровень возможностей и квалификацию работников снежинской медицины. Мне стоило еще тогда внимательно подумать над его словами и оценить их скрытый смысл, но было не до того. День подходил к концу, а надо было еще много чего сделать, включая выгул двух собак.

Завершив все дела, я смог присесть и связаться с женой, оставшейся в роддоме. Она писала, что в палате она по-прежнему одна, что кровать неудобная, что наркоз проходит и начинает ощущаться боль в месте разреза, что по соседству находится блок для новорожденных, где громче всех кричит один подозрительно знакомый голос, что тебя уже приносили на кормежку, но это еще надо суметь приспособиться – кормить, лежа на кровати, да еще и с распоротым животом. В общем, новости поступали разные, но оставалось только одно – надеяться на то, что скоро все уляжется, закончится, образуется, и вся семья в добром здравии вернется домой. На тот момент опасений, что будет как-то иначе, у меня не было.